Дэвид Алмонд - Мальчик, который плавал с пираньями
– Что значит «собственный аттракцион»?
– Я стану такая уродка-уродина, толстуха-толстища, отращу бороду, куплю себе шатёр и повешу табличку: «Самая уродливая и толстая бородатая женщина на свете».
– Ниташа! – восклицает Стен.
– Я всю жизнь Ниташа…
– Ниташа, ты тоже можешь быть красивой. Вчера вечером у костра ты была такая… такая…
– Никакая, – отрезает Ниташа. – Я буду уродиной – это мой план жизни. И я заработаю кучу денег. Всем назло. И никто мне не нужен.
– Ниташа!
– Что ты заладил «Ниташа, Ниташа»? Уходи.
И она снова натягивает одеяло на голову.
– Я завтра иду на шоу Панчо Пирелли, – говорит Стен, выползая из Ниташиного закутка.
Из-под одеяла, сердито:
– Скатертью дорожка!
– А пойдём со мной! Хочешь?
– Хочешь, чтобы честной народ увидел тебя с уродиной?
Стен отвечает не сразу.
– Нет, – говорит он. – Хочу, чтобы честной народ увидел меня с девочкой, которая мне как сестра.
Ниташа откидывает одеяло с лица.
– Ты свихнулся, – говорит она. – Болтаешь невесть что. Иди спать.
Стен крадётся назад через весь прицеп, ложится. Искоса смотрит на Достоевски. Глаза у Достоевски открыты, и в лунном свете видно, что в них блестят слёзы. Из Ниташиного угла снова слышны всхлипы. Потом наступает тишина, а спустя время раздаётся Ниташин шёпот:
– Ты… по правде, что ли? Стен!
– Что по правде?
– Что я тебе как сестра?
– Конечно, – отвечает Стен.
После этого в прицепе окончательно воцаряется тишина. А снаружи гудит и хохочет ярмарка.
Глава двадцать седьмая
Утром Стен просыпается, предвкушая праздник. Будто у него снова день рождения. А утро выдалось яркое, ясное.
Он помогает Достоевски открыть прилавок, установить уток на воде, развесить пакеты с золотыми рыбками. Пару раз он подходит к двери автоприцепа и окликает Ниташу, но ответа нет – только неясное мычание из-под одеяла.
Достоевски кладёт руку на плечо Стена.
– Оставь её, сынок, – говорит он. – Такой характер. Пусть живёт по-своему. А ты – по-своему.
Стен пожимает плечами. Вздыхает. Что ж, он отправится один. Он уже сделал так несколько дней назад, совсем недавно, будто вчера. В свой день рождения. Но внезапно дверь прицепа распахивается: на пороге стоит Ниташа – вся пунцовая, с застенчивой улыбкой. На ней платье! В цветочек! Она умыта и причёсана!
– Ниташа! – изумлённо выдыхает её отец.
Она стоит, глядя в землю.
– Доченька, ты такая красавица! – говорит Достоевски.
Порывшись в кармане, он вынимает пригоршню мелочи, вкладывает ей в ладонь. Стен видит, что в глазах у него слёзы.
– Иди, моя хорошая, – запинаясь, бормочет Достоевски. – Хорошо тебе… хорошего тебе…
– …дня, – подсказывает Стен.
– Хорошего тебя дня, – повторяет Достоевски.
– Скажи «спасибо», – шепчет Стен Ниташе.
– Спасибо. – Она на мгновение поднимает глаза. – Спасибо, папа.
Стен доволен и горд. Рядом с ним идёт Ниташа! Они направляются в самое сердце ярмарки – мимо машинок с пухлыми бамперами, мимо шатра с борцами. Человек-кабан, хозяин таверны «Дикий кабан», хитро улыбается Стену.
– Что, уже подружку себе завёл? – ворчит он.
Стен и не думает отвечать. Он всматривается в шатёр, который ещё вчера был похож на реальный мир. Странно. Сегодня он выглядит, как любой другой раскрашенный шатёр на ярмарке. Вчера эти стены были точь-в‑точь как настоящие деревья, а сегодня парусина хлопает на ветру, на ней намалёваны деревья – криво и косо, словно рисовал ребёнок. Краска кое-где отслоилась, осыпалась. На табличке написано:
– Чего ж ты не свистишь? – подначивает его человек-кабан.
Стен молчит.
– Парень, ты язык проглотил?
Стен молчит. Но человек-кабан не унимается:
– Ты хоть слыхал о человеке, который съел кабана?
– Да! – отвечает Стен.
– Ага! Тогда ты слыхал и о мире, который превратился в шатёр?
– Не слыхал, – говорит Стен.
– Конец-то у сказки ясный. Мир стал точь-в‑точь как раскрашенная палатка! – Человек-кабан прихрюкивает от смеха.
Двери шатра откидываются, и оттуда выскакивает мистер Смит.
– Ты снова здесь? – спрашивает он. – Рыбки кончились?
– Нет, – отвечает Стен.
– Шатёр мой разглядываешь?
– Ага.
– И думаешь небось, что он простенький такой, да? Холстина раскрашенная?
– Ага.
– А как, по-твоему, должен выглядеть шатёр? – говорит мистер Смит. – Шатёр – он и есть шатёр, верно?
– Не знаю, – говорит Стен.
Смит смотрит на часы.
– Понимаешь, тут дело такое… – говорит он. – Вчера шатёр выглядел так, сегодня этак. Потому что вчера – это вчера, а сегодня – это сегодня. В некоторые дни человек видит лучше, острее… Это ясно?
– Нет, – отвечает Стен.
– Нет, – вторит ему Ниташа.
Мистер Смит размышляет. Опять смотрит на часы.
– Вот и мне непонятно, – признаётся он. – Но сейчас это не важно. Пропустите-ка. Я иду смотреть на великолепного артиста, на роскошного Панчо Пирелли. И не я один! Нас таких во-о-он сколько.
Оглянувшись, Стен видит великое множество людей, и все они спешат в одном и том же направлении. Мистер Смит ныряет в людской поток. Стен и Ниташа – следом.
3. Аквариум
Глава двадцать восьмая
Ну, нам тоже сюда. Здесь, в самом центре ярмарки, на поляне, всё и произойдёт. Люди усаживаются прямо на траву. Они прихватили с собой бутерброды, фляжки с кофе, ящики пива, бутылки вина. Кое-где запалили костры – и над поляной стелется аромат печёной картошки и жареных отбивных. Повсюду носится ребятня, кто-то дерётся, кто-то танцует. Младенцы на руках у матерей агукают и плачут.
Ниташа держится возле Стена. Они пробираются через толпу к трейлеру. Трейлер обтянут синим брезентом, на котором огромными золотыми буквами выведено:
По пути их то и дело окликают:
– Привет, Стен, старина.
– Как дела, Ниташа?
Стен никому не отвечает. Он смотрит только на трейлер, на заветное имя – Панчо Пирелли. Он берет Ниташу за руку и ведёт вперёд. Похоже, его влечёт какая-то необоримая сила. Его даже потрясывает от волнения и страха. Но Ниташину руку он держит крепко.
– Пойдём, Ниташа, – шепчет он ей. – Не бросай меня, пожалуйста.
Она в ответ шепчет, что никогда его не бросит.
Вдруг наступает тишина, и – откуда ни возьмись – появляется Панчо. Он стоит около трейлера в синем плаще-накидке с золотым шнуром. На голове у него синие очки на резинке – такие обычно носят пловцы. Он всматривается в толпу и, приметив Стена, улыбается ему, именно ему, и сердце Стена начинает колотиться сильнее. Они с Ниташей проталкиваются к самому трейлеру. Они стоят рядом с Панчо Пирелли! Протяни руку и дотронься!
– Я вам рад, – тихонько говорит Панчо и, посуровев лицом, поворачивается к толпе. – Моё имя… – он выдерживает паузу, дожидаясь тишины, – Панчо Пирелли!
Люди хихикают, вздыхают, улыбаются.
Панчо поднимает руку.
– Сейчас вы станете свидетелями моей встречи со смертью, – говорит он. – Смерть коснётся меня зубами, а я загляну ей в глаза и закружусь с нею в танце. Для чего? Чтобы вы ощутили её дыхание.
– Давай, Панчо! – кричит кто-то в толпе.
И другие голоса подхватывают:
– Давай, Панчо, не тяни резину!
– Да! Мы любим тебя, Панчо!
– Ты сбрендил, Панчо?! Ты сошёл с ума!
– Рехнулся!
– Чародей!
– Ну же, Панчо Пирелли! Покажи, на что способен!
Панчо даёт народу время накричаться, а потом протягивает руку к краю синего брезента, которым обёрнут его трейлер. Он дёргает за веревку – и брезент расходится в стороны, точно театральный занавес. Стен открывает рот от изумления: там, под брезентом, чистая вода! Эту воду пронизывают солнечные лучи, а в них блестит-переливается косяк небольших рыб.
Целый трейлер используется как садок для рыбы! Что же это за рыба такая?
– Пираньи! – выдыхает толпа.
– Пираньи Панчо Пирелли! Пиратки Панчо Пирелли!
Панчо оборачивается. Голоса смолкают.
– Это, – произносит он, – мои пираньи.
Рыбы довольно красивы: овальной формы, серебристо-серые с красной полоской на щеках и розоватым брюшком. Каждая величиной с голову младенца, не больше. Стен смотрит во все глаза.
– Пираньи! – шепчет он на ухо Ниташе. Как и большинство людей, он знает, что пираньи славятся своей жестокостью. Это смертоносные рыбы из мифов и легенд, они за несколько секунд обгладывают человека целиком, оставляют голый скелет.
Неужели у Панчо те самые пираньи? Рыбки кажутся совсем безобидными! Тихие-мирные! Не могут они быть кровожадными пираньями!
– Это не пираньи! – вопит кто-то. – Не может быть!
Панчо улыбается.
